Гомель через 200 лет.
24. 04. 2123 г.
«Дэйли Плэнет»:
«…решено не отстраивать заново некоторые разрушенные города. Итак, леди и джентльмены, приглашаем вас посетить такие замечательные заповедники войны, как Брно, Краков, Генуя, Цетовбург, Гомель, Минск, Могилёв, Воронеж, Владивосток, Чехово, Грозный, Итхар-Миди, Чикаго, Филадельфия, Престон-хиллз и многие другие. Подробнее по телефону…»
***
Год 2209.
Две с грибами, один «Цезарь», и фирменное «На газетке» с двойной водкой.
Две с грибами, один «Цезарь», и фирменное «На газетке» с двойной водкой…
В последнее время это «фирменное» предлагали практически все более-менее прибыльные забегаловки, так как где-то с начала августа оно стало пользоваться огромной популярностью. Да и сложного в приготовлении ничего не было: выкладываешь на газету рыбу – неважно какую – пару солёных огурцов, хлеб. Иногда добавляли сало. Сложность была в том, что все ингредиенты доставлялись из-за границы – больно уж мутировало всё это в здешних местах. Или просто вымерло.
Лика вздохнула.
- Лёлик, две пиццы с грибами, один «Цезарь» и «газетку» с двойной водкой.
- Что, испанцы? Те ещё алконавты… - пробормотал Лёлик из кухни.
Лёлик был старшим поваром, самой загадочной личностью в составе персонала. Все знали, что когда-то он служил, и даже дослужился до майора, но потом ушёл. Подробностей не знал никто, и каждый раз, когда Лёлик хватал лишку и начинал заикаться о прошлом, все смотрели на него блестящими глазами, сгорая от нетерпения. Но повар вовремя затихал и загадочно-презагадочно улыбался.
Лика убрала со лба чёлку и взялась за стакан с водой.
- Что измученная такая? Радуйся, полчаса осталось, - весело подмигнула Марина – Ликина подруга по смене. Она всегда улыбалась и, казалось, никогда не уставала. С ней было приятно беседовать, однако все без исключения знали, что она спит с менеджером, за что тот выплачивает Марине двойную зарплату.
Лика отряхнула блузку. Действительно, её смена подходила к концу, а это значит, что скоро она сделает себе тёплый кисель, завернётся в одеяло и ощутит, наконец, гладкость тонюсеньких пластиковых страниц. Была у неё и парочка бумажных – наследство от бабули, но девушке не нравилась их шероховатость, хоть и продавать их за большие деньги она не спешила. Лика воодушевилась и взялась за поднос с пиццами. Потом поступил салат и фирменные. Лёлик не ошибся: заказывали именно испанцы.
***
Запирала кафе Марина, и Лика не стала задерживаться.
Здания вокруг были сущими развалинами. Не в том смысле, что жила Лика в не слишком респектабельном районе, хотя это правда, а в том, что всё вокруг осталось нетронутым после Больших Нефтяных Войн. Половинки домов, дырищи в асфальте, обломки всего, что можно себе представить… Однако же везде и повсюду располагались огромные рекламные мониторы, с утра до ночи крутившие ролики вроде «Настоящий котлован! Остался после взрыва бомбы Роттмана-Сиковски! Рядом в сувенирном вы можете приобрести её осколки и кусочки погибших! Подлинность гарантируется – ведь они изготавливаются на ваших глазах! Улица Ирининская, 16, время работы 09:00 – 20:00».
Лика привыкла не обращать на всё это внимания.
Кисель был малиновым и не очень тягучим – именно такой Лика и любила. Когда-то бабушка Юля рассказывала ей, что раньше люди часто пили чай и кофе. Что такое чай теперь знали в дорогущих ресторанах, а кофе – только в богатейших семьях лунных магнатов, да и то не во всех. «Нефтянки», как назвали Нефтяные Войны те, кто мог себе позволить ходить в школу, сильно изменили маленький шарик по имени Земля.
Лика глянула в окно. Кто-то вдалеке надрывно кричал. «Наверное, опять грабят, или убивают, или насилуют», - как-то обыденно подумала девушка, снова уткнувшись в книгу. Каждый добывает на жизнь чем может.
***
Утро выдалось хмурым и пасмурным, впрочем, как и любое другое, стоял плотный туман. Лика оседлала своего верного друга – скрипучий синий велосипед - и нажала на педали. Машин в городе не было, случалось, проезжали туристические бусики, оставляя за собой желтоватый след от девисова газа, но и только. Из соседнего дома выходили люди в чёрном, идущий впереди мужчина с каменным лицом нёс небольшую урну. «Наверное, жену хоронит», - промелькнуло в голове. Мужчина выглядел не больше чем на 30, и Лика пришла к выводу, что жена его прожила не меньше, что было весьма неплохо – редко кто доживал и до тридцати пяти. Всё из-за радиации, поселившейся в городе после первой же бомбёжки в начале «нефтянок». Всё та же бабушка говорила, что давным-давно похороны проходили на кладбище, и людей закапывали в землю, что ныне было бессмысленно и невозможно дорого. Урночки с пеплом грузили на ближайший отходящий пароход или корабль – неважно – и пепел развеивали над безжизненными чёрными реками.
Лика ехала, а вокруг было тихо. В её Советском районе не было особо злачных или привлекательных для многочисленных туристов мест, поэтому в такой ранний час на улицах почти никого не было. И уж тем более не было голубей, котов, собак, воробьёв и прочей живности, о которой Лика знала только из фильмов. Не было деревьев, травы. Зачем? Лика не понимала. Ей было 17, у неё было ещё, если повезёт, полжизни впереди, она с детства привыкла к железобетонной жизни и цветастым вульгарным афишам вокруг, и у неё в голове не укладывалось, зачем какие-то учёные пытаются приспособить растения к радиации. Хватало и той чёрной плесени, что обитала почти в каждой квартире и уж точно – на всех стыках зданий и во всех щелях асфальта.
***
На работе вторая смена, а Стаса она давно не навещала.
Лика ехала по Советской. Она отлично знала эту дорогу. Стас работал на одном из самых главных аттракционов города – драмтеатре. Как он говорил, там действительно когда-то располагался драматический театр, высоченный, с красивыми белыми колоннами. Теперь туристы приезжали посмотреть на одну гордую оставшуюся колонну и побродить по грудам камней. Впрочем, некоторые комнаты сохранились – одна гримёрка и буфет. То, что буфет был чем-то наподобие кафе, Лика знала. Но что означало слово «гримёрка» не имела никакого понятия. Стас, хоть и был экскурсоводом, тоже этого не знал и просто с умным видом сообщал посетителям, что такое место существовало в этом здании.
Этих же самых туристов Лика недолюбливала, а некоторых просто ненавидела. Туристы были беззаботными и наивными, они умели восхищённо хлопать глазами при виде довоенной мебели и внимательно, с неподдельным интересом рассматривать рекламу. Туристы вообще были… другие. По-другому одевались, по-другому говорили, делали непонятные жесты… Лику бесило, что она не может их понять, что они будто с другой планеты. Она им, если признаться, завидовала. У них всегда было много денег, они фотографировали, всё что видели, смеялись, веселились, отдыхали, носили повязочки, попадая в особо пыльные места, и всегда налепливали на руки противорадиационный пластырь. А однажды она увидела женщину, туристку, но очень странную. На лице у неё было много морщин, она всё время щурила глаза и не разгибала спину. Лика тогда подумала, что ей, должно быть, лет пятьдесят, а это было для неё просто немыслимо.
Стас, увидев её, улыбнулся, но торопливо отошёл – даже в это время посмотреть на драмтеатр приходило очень много людей.
Лика ждала его довольно долго, после чего взяла со Стаса обещание заехать к ней позже, а он смущённо мялся, чего с ним никогда не бывало прежде, и нервно теребил рукав рубашки.
На следующий день он сделал Лике предложение. Ещё через два дня её тело нашли во дворе её же дома раздетое и без денег.
Туристы много фотографируют. В прайм-тайм в популярных местах вспышки просто слепят. Туристы фотографируют, молоденькие официантки умирают, люди живут, живут в разных мирах, в разных условиях. Так было всегда и так всегда будет, независимо от того, сколько бомб Роттмана-Сиковски было сброшено на город или как быстро Девис изобрёл свой газ. Туристы всё равно будут много фотографировать, а молоденькие официантки умирать.
Тааапочкиии...
Я блондинка, 90-60-90…»